Сапоги беззаботно шлепали по лужам, Каос двигался через облака пара, рвавшиеся из-под земли, разглядывал вывески. Раскрашенные девочки игриво привлекали внимание, лениво следили из массивных дизельных колымаг ананки́ды – местные стражи правопорядка.

– Эй, ты, а ну-ка стоять!

Каос послушно остановился, выкинул последнюю деревянную шпажку от сувлаки и слизал бараний жир с пальцев.

Из подворотни появились трое грабителей: четырехметровый циклоп и два мохнатых минотавра.

– Опять, – вздохнул халл. – Знали бы вы, как часто это происходит. Такое впечатление, будто у кого-то в Метавселенной слишком слабая фантазия и он в каждую подворотню сует нескольких псевдоопасных хмырей. Кстати, ребята, вы мои миллионные грабители! Поздравляю! В честь этого радостного события предлагаю вам резко потеряться в лабиринте улиц Лабиринта. Согласны?

– О чем лопочет этот урод? – спросил один человекобык у другого.

– Не знаю, но шмотки у него что надо. Эй, ты, лысый, – на Каоса был направлен массивный пистолет местного производства, – а ну-ка давай раздевайся!

– Серьезно? Вы грабите меня ради одежды? – разочарованно уточнил иномирец. – Вы либо дебилы, либо у вас очень хороший вкус.

– Что сказал?!

– Я говорю, – Каос оказался рядом с минотавром в мгновение ока, легко вырвал оружие из его руки и пропихнул в рот, ломая зубы, – что вы, видимо, все-таки дебилы. На колени.

Пока приглушенно вопивший человекобык выполнял команду, двое его подельников следили за действом с безмерным удивлением. Ни минотавры, ни циклопы не обладали особо острым интеллектом, а поэтому, если события происходили хоть немного быстрее полета грациозной бабочки над цветочным лугом, они неизбежно отставали.

– Эй, ты что делаешь! – наконец возмутился второй минотавр, который все же был посообразительней циклопа.

– Раз, два, три, четыре, пять, – улыбнулся Каос, – я пришел вас убивать.

Он разрядил в пищевод первому рогоносцу всю обойму, после чего вонзил указательные пальцы в глаза второму и с разочарованием отметил, что они не встретились внутри мозга.

– И все же хорошо, что наконец смог проверить…

Огромная ручища циклопа сломалась, когда ее кулак встретился с черепом халла. Здоровяк ошалело уставился на изуродованную конечность единственным глазом, а потому упустил момент, когда хитиновые пальцы выдрали из его тела ключицу и воткнули ее в упомянутый орган зрения. Сразу стало совсем темно, и циклоп не увидел, как затем из его развороченной груди вырвали сердце.

– Это несерьезно, – пробормотал Каос, возвращаясь на широкую улицу.

Рядом притормозила патрульная машина ананкидов, но халл ударом ноги запустил в них сердце.

– Желаете что-то сказать, офицеры?

Дизельный транспорт прибавил ходу и скрылся за углом.

– Я так и думал!

Каос продолжил путь, изредка обращая внимание на патрульные дирижабли, которые стали слишком часто проплывать над улицами, по которым он шел. Но все это было неинтересно, впереди ждал Аид.

По пути к окраинам Лабиринта халл все же притормозил напротив одной большой и ярко освещенной порнейи. Выстроившиеся словно на витрине куртизанки всячески пытались привлечь внимание потенциального клиента.

Он вошел в порнейю, которая изнутри оказалась вполне обычным, хоть и не самым дешевым стриптиз-клубом. Полумрак, подцвеченные подиумы, столики, приватные кабинки, музыка, бар, лестница в номера, алтарь Афродиты – все как обычно. Каос словно охотничий пес вынюхивал заманивший с улицы запах, но ни выпивка, ни прелести местных жриц любви его не прельщали. Халл без спроса вошел в одну из закрытых приватных кабинок и был встречен дружелюбной улыбкой:

– Каос, дорогой, рад тебя видеть! Присаживайся! Нектара? Амбросии?

На круглом диване в окружении полунагих женщин сидел бог в дорогом темно-синем костюме. Куртизанки льнули к нему, вкладывая в рот светившиеся фрукты и поднося кубки со светившейся жидкостью.

– Трисмегист.

– Садись, в ногах правды нет, мой старый друг!

Каос поставил гроб на пол и опустился на диван, где немедля был окружен женщинами. Справа оказалась молодая минотавриха с покрытыми блесточным лаком рожками и огромными грудями – по два длинных сосца на каждой, – которая предложила ему кубок. Прежде халл не стал бы употреблять нектар, но «прежде» уже давно закончилось, а значит, теперь он мог уподобляться богам, если имел такое желание.

– Какое интересное совпадение, не думаешь?

– Ты зачем меня в бардак заманил, Трисмегист? Это ловушка? – Каос враждебно уставился на собеседника, красивого брюнета с волнистыми волосами и улыбчивым ртом.

– Никакого подвоха, о Ужасный, у нас с тобой тут дипломатический саммит. Ты посланец одних богов, а я посланец других, так что предлагаю обменяться информацией.

Каос сжал покрытое короткой шерсткой бедро минотаврихи и еще раз приложился к нектару.

– Передай отцу, чтобы он не волновался. Я пришел с частным визитом, навещаю бывшего ученика. Не трогайте меня, и я не трону вас.

– Отрадно слышать, – рассмеялся посланец богов, – просто Олимп с плеч! Что ж, я, пожалуй, пойду. Отдыхай, расслабляйся, вся порнейя к твоим услугам.

Трисмегист откланялся, приподняв напоследок несуществующую шляпу, и вышел на улицу, где его ждал привилегированный транспорт.

В просторном салоне бога встретила прилизанная брюнетка с черными губами, облаченная в приталенный черный мундир. Она как раз поправляла макияж, глядя в ручное зеркальце, когда Трисмегист появился. Один взгляд на ее красивое лицо вызвал в мужчине антипатию. Впрочем, это было обыденностью для Эриды.

– Что ты здесь забыла?

– Господин хочет знать – вводить ли в Лабиринте военное положение?

– Я как раз собирался доложиться нашему общему господину. Поди прочь.

– Если дела плохи, каждая минута может быть на счету, – возразила женщина, убирая зеркальце. – Арес хочет знать.

Гермес Трисмегист вздохнул:

– Передай ему, что Каос Магн явился не за нами. Он решил проведать твоего братца.

– Названого, – прошипела Эрида, сверкнув очами.

– Как угодно. А теперь сгинь, пока я не разъярился.

Ясное утро в Лабиринте выдавалось раз в десять лет, и то только когда Аполлон был в духе. Но даже если солнце прорвется сквозь тучи и смог, в земли Аида все равно не проникнет ни единого чистого луча. Там и в лучшее время царили мрачные сумерки, а вместе с ними и мертвая во всех смыслах тишина, нарушаемая лишь голосами псов.

Аид являлся продолжением Лабиринта, его мертворожденным близнецом. Живые улицы переходили в покинутые, темные, а на тех все явнее виднелись следы смерти. В конце концов Аид представал в своей полной красе: заполненный серым туманом край, в котором остались лишь искореженные остовы зданий и груды лома, мусора, меж коих сновали черные псы с пылающими очами и тени мертвецов, пытавшиеся скрыться от острых клыков.